Сетевые революции
Современные революции показывают, что участия приблизительно 5% населения в непрерывных уличных акциях прямого действия (несанкционированные миллионные митинги, блокады центра города, оккупация площадей) и забастовки, достаточно, чтобы свергнуть режим, если этот режим не готов или не имеет возможности использовать вооруженные силы. Главным орудием революции стал интернет, сетевые сообщества, посредством которых координировались выступления, распространялась информация. Египет, с его 23 миллионами интернет-пользователей, оказался весьма подходящей для сетевой революции страной, хотя единовременно в акциях протеста участвовало по максимуму не более 3-5 миллионов человек.
Современные революции показали огромную организующую роль сети и сетевой агитации. А так же необходимость групп, способных использовать сеть для инициации мощных выступлений. С другой стороны, эти революции показали не меньшую важность присутствия людей, способных выступать на оккупированных площадях, имеющих опыт непосредственного живого общения.
Проблема заключается в том, что без активного участия большинства трудового населения в революционном процессе, он превращается в борьбу меньшинства, которое заведомо не может осуществить социальную революцию - передачу средств производства в руки работников.
Использование армии
Египетское руководство не могло использовать армию из опасения, что солдаты - главным образом выходцы из бедных семей, перейдут на сторону масс. Тем не менее, восставшим египтянам пришлось создать свои силы самообороны, милиции, для защиты площади Тахрир от нанятых правительством гангстеров, в столкновениях с которыми, а так же с полицией погибло 850 человек и до 5 тысяч было ранено.
В Ливии и Сирии выступления так же могут быть названы сетевыми революциями, однако власти там оказались готовы применить оружие весьма широко. Народные выступления в Ливии пепрешли в фазу вооруженного восстания, местами подобное происходит и в Йемене, однако специфика Йемена в том, что несколько миллионов мужчин этой страны имеют огнестрельное оружие и расстрелы не имеют такого массового характера, как в Сирии и Ливии. В Ливии народ врывался на военные базы и захватывал оружие, либо часть военных переходила на его сторону - так создавались повстанческие милиции.
Схожая тактика применялась в Иране во время революции 1978-1979 гг, когда протестующие шли на военные базы и агитировали солдат переходить на их сторону или передать народу оружие. Так удалось нейтрализовать основные силы армии и заставить часть их перейти на сторону народа.
К сожалению, силы режимов не исчерпываются армией, на его стороне действует ряд спецподразделений, готовых применять оружие против толп, а так же гангстеры. Переход солдат на сторону народа, а так же создание в ходе революций вооруженных ополчений могут защитить протестующих.
Вооруженное ополчение (милиции)
Боевые ячейки Аль-Каиды - арабских городских партизан, не сыграли никакой роли в этих событиях. Они не проявили себя нигде, ни в одной арабской стране (кроме Йемена) как организованная сила. И даже в Йемене роль Аль-Каиды сомнительна, они смогли захватить небольшой город. Никакого отношения к организации массовых протестов они не имели.
Однако ветераны-исламисты, получившие опыт участия в войнах в Ираке и Афганистане, стали важным элементов при формировании милиций. Оказалось, что, так или иначе, в ходе революций обязательно нужно создавать милиции, боевое ополчение и для этого нужны люди с серьезным военным опытом, приобретенным в горячих точках.
Складывается впечатленние, что для создания успешных вооруженных ополчений в ходе революций требуется не партизанская деятельность до революций, а способность массовых движений привлечь в свои ряды ветеранов - участников войн, а так же солдат действующей армии.
Проблема арабских революций
Главная проблема арабских революций в том, что они, хотя и вызваны отчаянным социальным положением народных низов, хотя и направлены против неолиберализма, хотя и являются, прежде всего, заслугой низового населения, хотя и несут в себе определенный заряд самоорганизации и взаимопомощи (как было с Коммуной площади Тахрир, о которой писали египетские анархисты), имеют, прежде всего, политическую направленность. Их участники критикуют коррупцию, требуют народоправства (понимаемого как свободные выборы в парламент плюс митинговая стихия), отставки диктаторов. Но этим все и исчерпывается.
Мощные забастовки оказались способны сломить сопротивление режима Мубарака. Однако, движение на фабриках не вышло из-под контроля настроенных на компромисс с бизнесом и государством профсоюзов. Рабочее движение Египта не превратилось в движение за рабочие советы.
В Ливии и Сирии ничего не слышно о забастовочном движении. Нет соответствующей информации и о Йемене. Во время протестов имели место забастовки в Тунисе, но информации о них немного.
Между тем, без перехода всей промышленности в руки органов самоуправления, подобных советам Большого Будапешта 1956 г, революция, кроме отдельных прав и гражданских свобод, мало что способна дать трудящемуся населению и никак не меняет его положение. Ведь все равно большинство продолжает подвергаться тяжелой эксплуатации на работе. Сохраняется повседневная и политическая зависимость низового населения от начальников, менеджмента, олигархов. Так и будет, пока в каждом районе и на каждом предприятии не будет создан свой Тахрир.
Можно сколько угодно рассуждать о постфордистском или даже постиндустриальном мире, в котором рабочее движение ослаблено, но это не меняет цели стронников социальной революции. Просто к задаче взятия под контроль низовым населением промышленности, транспорта и инфраструктуры, добавляется задача взятия под контроль информационных сетей.
Революции в Европе?
До сих пор не вполне ясны перспективы движений оккупации площадей в Испании и Греции, подражавших арабским революциям, но с более четкими социальными, местами даже социально-революционными лозунгами (как требование Прямой Демократии у греков).
: Самым громким событием 2003 года стал ввод американских войск в Ирак под надуманным поводом об оружии массового поражения (ОМП), которое мог применить режим Саддама Хусейна . ОМП так и не нашли за прошедшие 7 лет оккупации Ирака. Сумеет ли Ирак сохранить свою территориальную целостность после вывода американских войск?Политконсультант Анатолий Вассерман:
Американцы, нападая на Ирак, явно не ставили себе цели сохранить его, в каком бы то ни было виде. Уже в первые месяцы после его оккупации курды выказали явное стремление отделиться, и противостоят этому не американцы, а соседи Ирака, также располагающие немалым числом курдов, желающих создать собственное государство.
Более того, шиитское большинство иракских арабов также не пылает желанием жить в одной стране с суннитским арабским меньшинством, а сами сунниты скорее объединятся с соседними - в основном суннитскими - арабскими государствами, чем рискнут всерьёз бороться с шиитами: по части накала религиозных споров исламский мир всё ещё не выбрался из средневековья. Скорее всего, разрушительные процессы в Ираке довольно скоро дойдут до логического завершения.
Культуролог, преподаватель Свободного университета (Берлин, ФРГ) Лариса Бельцер-Лисюткина:
Это вопрос, на который ни у кого нет обоснованного ответа. Ситуация внутри Ирака для посторонних непрозрачна. Война обострила внутреннюю вражду. Она сделала насилие и оружие привычными. Произошла стабилизация внутреннего террора. В стране нет авторитетных элит, не заметно никакой консолидации по политическим, экономическим или культурно-идеологическим критериям. Страну раздирают непреодолимые противоречия. Не затихают пограничные конфликты с Ираком, обостряется этнический национализм. После вывода американских войск в Ираке может разразиться гражданская война, и на границе с Ираном, возможно, начнутся новые военные действия.
Директор Центра исследований южно-украинского пограничья, кандидат социологических наук, профессор (Херсон, Украина) Владимир Коробов:
Нет, не сумеет. Ирак распадется как минимум, на три части - курдскую, шиитскую и суннитскую.
Политконструктор (Одесса, Украина) Юрий Юрьев:
Как помнится, партия БААС охватывала почти весь арабский мир, так что Ирак может стать основой для создания союза арабских государств, по частям или целиком не только в планах исламистов...
Вообще исламу не хватает единства шиитов, суннитов и ваххабитов, и возможно, что участь "лучшего друга США - Ирака" надоумит арабский мир сохранить не только территориальную целостность Ирака, но и создать иную целостность, всего арабского мира.
Израильский журналист Даниэль Штайсслингер:
Скорее всего, нет. Ибо он нарезан британцами (для трудоустройства своего союзника в качестве короля) без учёта этнорелигиозного фактора. В одно государство затолкали арабов-суннитов, арабов шиитов и курдов. Все три стороны друг друга терпеть не могут. Самый лучший для них выход - разделиться на три страны.
Психолог Юрий Бликов:
Полагаю, сможет. И дело здесь не в возможностях Ирака. До войны, Ирак поставлял на мировой рынок порядка 7% всей реализуемой мировой нефти. Это огромные цифры. Вряд ли сильные мира сего позволят захватить такую нефтедобычу алчным, агрессивным и фанатичным соседям Ирака.
Политолог Дмитрий Бабаев:
Ирак, несомненно, сможет сохранить свою территориальную целостность. Любая попытка изменения границ будет вызывать американских морских пехотинцев вернее, чем 911 - американских полицейских. Другое дело, что после вывода вряд ли сохранится нынешняя иракская власть - и самое интересно, что для сохранения лица американцы должны будут не только признать легитимность перехода, даже если это будет массовая резня, но и признать новых лидеров Ирака, будь это хоть самые махровые ваххабиты. Нам предстоит крайне интересный урок демократической гибкости.
: Год 2004 запомнился Оранжевой революцией на Украине. Плодами народного недовольства умело воспользовались Виктор Ющенко и Юлия Тимошенко. Но в отличие от своего грузинского коллеги Михаила Саакашвили, они не смогли удержать власть более одного президентского срока. В чем сходство и различия цветных революций начала столетия в разных странах (Сербия, Грузия, Украина)?
Анатолий Вассерман:
Сходство в том, что все цветные бунты организованы одними и теми же американскими инструкторами по одной и той же схеме: власть объявляется недемократичной и свергается методами, эффективными только в демократическом государстве, а на её место ставится власть куда менее демократичная, но несравненно более демагогичная. Различие - в самих странах, подвергнутых американскому раскрашиванию. В частности, на Украине новая власть оказалась столь агрессивна по отношению к русскому большинству (по родному языку - 5/6) населения, что значительная часть этого большинства сумела преодолеть гипноз демагогов и проголосовала более чем убедительно: как и во втором туре президентских выборов 2004 года (не зря же тогда понадобился абсолютно незаконный третий, откровенно продавленный американцами и их польскими подручными), всей мощи фальсификаций на избирательных участках не хватило для имитации победы антигосударственных сил.
В Грузии же власть смогла эффектно разыграть националистическую карту, используя в качестве инструмента давления на общество плоды собственных провалов - отделившиеся ещё в начале 1990-х инонародные республики.
Лариса Бельцер - Лисюткина:
Сходство в том, что все они были эмансипационными движениями с сильным антиколониальным, национальным и политическим импульсом. Очень похожими были и те субъекты, которые стали инициаторами и носителями отделения, а затем и новой элитой образовавшихся независимых государств.
В Западной Европе аналогичные национальные революции произошли в 1848 году. Накопленный в рамках советской империи багаж отсталости не даёт этим странам вписаться в современный демократический контекст.
Различия определялись конкретными географическими, культурными и политическими факторами. Сербия - главный субъект Балканского региона, который иногда образно называют "Больной человек Европы". Истоки "болезни" - в промежуточном положении Балкан между Западом и Востоком. Первая мировая война разгорелась, как известно, из-за выстрелов в Сараево. На Балканах христианство и ислам живут бок о бок, и это соседство не обходится без конфликтов.
Грузия - примерно в той же ситуации, только на Северном Кавказе. Это пограничная зона, разделяющая Советско-православную империю и исламский Восток. Грузия, как и другие страны Северного Кавказа, никогда не разделяла политическую миссию, политические цели и ценности, которые культивировались в России/СССР. Её нахождение в составе России никогда не было добровольным. Избрав себе в качестве новых союзников США, Грузия обрекла себя на конфликт с бывшим имперским патроном - Россией.
Украина - большая славянская страна с богатой историей и внушительным культурным потенциалом. Накануне революции 1917 года Украина переживала культурный ренессанс. У неё был свой Серебряный век, в украинских городах работали учёные, художники, литераторы мирового класса. Возможно, изначально у Украины был шанс мирно провести ХХ век в рамках Великой и Малой Руси, суммируя созидательный потенциал двух славянских стран с православной верой. Но этот вариант оказался нереальным. Революция 1917 года перечеркнула будущее не только России, но и всех народов в составе российской империи. Голодомор обозначил непроходимую пропасть между двумя славянскими народами. В настоящее время Украина и Россия - две очень разные страны. И разница не в пользу России.
Владимир Коробов:
Первое, что на поверхности - различия в национальных характерах. Грузины и сербы ближе друг другу по своей эмоциональности, украинцы - сонный народ, спокойные люди. В силу этих различий ведут себя во время революций по-разному.
При всех различиях областей внутри Грузии, уровень единства, консолидированности Грузии (без Южной Осетии и Абхазии) намного выше, чем у расколотой Украины. Ющенко и Тимошенко сделали ставку на Западную Украину и проиграли Юго-Восточной Украине. Беспрецедентный цивилизационный раскол Украины сильно отличает ее от Грузии и Сербии.
В Грузии Саакашвили применил силу для подавления оппозиции, и ему все сошло с рук, в Украине Кучма или Ющенко побоялись бы применить такую силу - их приказы могли бы и не выполнить. Поэтому те методы подавления, которые применяются на Балканах или в Грузии, на Украине не пройдут, другой дух населения, другие обычаи, здесь грубая сила не имеет такого значения, как на Востоке, своих бить не хотят.
Демократия - это степень возможного, в Грузии, возможно, такое, что у нас на Украине в принципе не пройдет. У нас не было разгона Майдана, не было закрытия, например 5 канала и т.п. Мне кажется, дело не в качестве дорог, лимузинов и вина, мы другие цивилизационно, ментально, другой стиль жизни, поведения. Украина мне нравится больше, чем Грузия и Сербия.
Юрий Юрьев:
Различий мало, технологии были тождественны, и их эффективность базировалась на угрозе Запада изъять авуары чиновничества. Поскольку авуары остались там же - не принципиально, каковы имена чиновников и политиков, важно насколько они зависимы от США и насколько следуют директивам во вред своим странам и европейской политике.
Модератор сайта "Манкурты" Александр Хохулин:
Вы забыли Киргизию. Сходство в наличии действенной внешней "помощи" и одинаковых сценариях "революций". Различия во всем остальном.
Даниэль Штайсслингер:
Сходство - в методике и в отсутствии насилия. Различия - на уровне различий бытовой культуры разных этносов.
Юрий Бликов:
Сходство этих переворотов в том, что все они инспирированы США и проводились при их непосредственном участии. Различие же в том, что в Сербии и Украине не было народа доведенного до крайней степени нищеты, в отличие от Грузии.
Дмитрий Бабаев:
Сходство, несомненно, в сценариях. Все эти революции использовали одни и те же отработанные технологии, и кажутся написанными под копирку. Различия состоят в том, как использовались их результаты.
Победивший лидер революции получал на короткое время огромный кредит народного доверия и фактически диктаторские полномочия. Для того, чтобы этот кредит не израсходовать понапрасну, нужно запускать реформы с видимой и немедленной отдачей, получая, таким образом, положительную обратную связь. В Грузии это удалось, у нас президент оказался слабохарактерным и утонул в мелочах и политических дрязгах, так ни на что и не решившись.
: Год 2005 . В КНР были отменены налоги на крестьян, которые действовали 2600 лет. Какие еще события первой пятилетки 21 века, имеющие влияние на развитие мира Вы бы отметили?
Анатолий Вассерман:
Введение наличного евро, давшее массовому сознанию указание на появление конкурирующей с долларом резервной валюты (профессиональные финансисты стали пользоваться этим инструментом ещё в 1999 году - с появлением безналичного евро).
Владимир Коробов:
Главным событием первой пятилетки, конечно, стали события захвата власти группой Ющенко-Тимошенко 2004-2005гг. Я имею в виду так называемый «третий тур» выборов, организованный с применением силы, шантажа, угроз и незаконного решения верховного суда и все последующие события по узурпации власти в стране.
Обстановка на Украине накалилась, появилось предчувствие гражданской войны. После этих событий Украина стала другой, резко изменилась и моя личная политическая позиция. До этих событий я еще всерьез воспринимал лозунги единства Украины. В 2004-2005 году мои иллюзии рухнули. В то время я часто бывал в Киеве, несколько раз посещал майдан, в том числе и ночью, помню незабываемые впечатления. Не забуду народного депутата, героя Украины, который по телевизору яростно убеждал зрителей, что в киевских подворотнях прячутся орды русских солдат, незаметно прибывших в столицу, готовых убивать киевлян. Этот персонаж убедил меня окончательно: с такими «героями» объединяться ни в коем случае нельзя.
Юрий Юрьев:
К 2005 Россия и Украина показывали рекордные темпы экономического роста и параллельно рос курс евро. Удар США и сателлитов по пространству между Балтикой и Черноморьем уронил не только развитие "славянского мира", но и развитие "европейского мира". Спустя 5 лет это очень хорошо видно по последствиям, но власть имущие "стесняются" это заявлять впрямую, предпочитая винить кризис или предшественников...
И это вот "стеснение" - это тоже событие, как и принадлежность львиной доли экономик "оффшорным фирмам".
По сути США и их сателлиты произвели экономическую войну, осложнив торговые пути и все виды взаимодействия Евразии по направлениям "восток-запад" и "север-юг", а провалившиеся экономики погребли под собой миллионы жизней. Будем надеяться, что это всё не будет забыто на будущее и убытки будут взысканы.
Даниэль Штайсслингер:
Бушевский Patriotic Act. Предпочтение прагматического подхода к безопасности мантрам о свободе личности.
Юрий Бликов:
Начало строительства Большого адронного коллайдера в 2001 году.
Дмитрий Бабаев:
Пятилетка громких терактов и масштабного «закручивания гаек» спецслужбами. Нью-Йорк, Лондон, Беслан и Дубровка. Введение евро. Смерть Иоанна Павла II.
В русском языке нелегитимная смена власти может описываться разными терминами.
Академик Виктор Виноградов в книге «История слов» утверждает, что в русском литературном языке слово «переворот» в значении смены власти стало употребляться с конца XVIII века, когда оно семантически сблизилось с французским словом révolution («обращение, вращение» и одновременно «революция, государственный переворот»). Как пишет ученый, особенно широко оно употреблялось в языке декабристов, которые начали использовать «переворот» как полный синоним «революции». Новое значение слова было отражено в Словаре Академии Российской 1822 года: «Переворот - нечаянная и сильная перемена дел и обстоятельств каких. Переворот французский потряс все основание государства».
Само слово «революция» стало широко употребляться после Великой французской революции 1789 года. Хотя, по некоторым данным, заимствование этого слово произошло еще раньше из польского языка (rewolucja). В частности, оно упоминается в документах известного дипломата петровского времени барона Петра Шафирова.
Слово «бунт» пришло к нам из польского bunt («мятеж, восстание»), которое, в свою очередь, восходит к немецкому Bund («союз»). Впервые оно упоминается в Никоновской летописи XVI века: «Аки в древнии бунтъ».
Другим заимствованным немецким термином стал «путч» (Putsch), происходящий из швейцарского диалекта и означающий «удар», «столкновение». Слово стало использоваться после Цюрихского путча 1839 года, когда крестьянские волнения привели к самороспуску правительства кантона. Однако широкое распространение оно получило только в XX веке. В частности, в историю вошли «пивной путч» в Германии в 1923 году и «августовский путч» в СССР в 1991 году.
Среди близких по значению к «перевороту» можно назвать слова «мятеж», «смута», «восстание». В отношении последнего словарь Брокгауза - Ефрона отмечает, что, хотя восстание «обозначает активное сопротивление установленной власти, учиненное скопом», оно не направлено на ее ниспровержение, а «имеет целью сопротивление ей в лице ее органов в отдельном конкретном случае».
До XIX века широко употреблялось старославянское слово «крамола», упоминавшееся еще в грамотах XIII–XIV веков и определяемое словарем Памвы Берынды (1627) как «розрух, Последним пополнило русскую переворотную лексику слово «майдан». По первому значению это тюркское по происхождению слово обозначает городскую площадь. Однако после событий на майдане Незалежности в Киеве в 2004 и 2014 годах оно все чаще используется как синоним «цветной революции».
Какие бывают перевороты
Под переворотом обычно понимается резкая смена власти в государстве с нарушением действующих правовых норм и с применением или угрозой применения насилия.
В узком смысле к переворотам относят действия по захвату власти, совершенные группой лиц внутри правящих элит. К примеру, во времена монархий были широко распространены дворцовые перевороты, в ходе которых приближенные свергали монарха. Период российской истории XVIII века между смертью Петра I и восшествием на престол Екатерины II даже вошел в историю как «эпоха дворцовых переворотов». Их более поздним аналогом можно назвать партийные перевороты, связанные с перестановками внутри правящей партийной верхушки. В XX веке наибольшее распространение получили военные перевороты, в ходе которых к власти в стране приходит группа военнослужащих, обычно высокого ранга. Устанавливаемый ими режим обычно называется военной диктатурой. Особенно много военных переворотов было во второй половине века, преимущественно в странах Африки и Латинской Америки.
Более широкое толкование включает также революционные перевороты, в которые вовлечены народные массы. Они нередко заканчиваются сменой политического устройства.
В отдельную категорию выделяют так называемые самоперевороты (self-coup), под которыми понимается узурпация одной ветвью власти (обычно исполнительной) всех полномочий в стране. Иногда в качестве примера такого переворота приводят действия президента Бориса Ельцина по разгону Верховного совета в 1993 году.
Наконец, в последнее время возникают разные гибридные формы переворотов. К примеру, свергнувшие правителя военные передают властные полномочия оппозиции или другим представителям действующей власти, либо военные объясняют свои действия выполнением решения парламента и Верховного суда.
Спецификой XXI века стали «цветные революции» на постсоветском пространстве и «арабская весна» на Ближнем Востоке и в Северной Африке, в результате которых на волне народных протестов к власти приходит оппозиция. Чаще всего не относят к переворотам случаи смены власти в результате военного вторжения внешних сил (к примеру, операции международной коалиции в Ираке и Афганистане в 2000-х годах).
Переворотные тенденции
По оценкам «Ъ», с начала XXI века государственные лидеры 38 раз были отстранены от власти нелегитимным или не совсем легитимным путем.
За последние 45 лет в мире произошло почти две сотни переворотов и революций. Если в 1970–1984 годах происходило в среднем по шесть-семь случаев в год, то в 1985–1999 годах - по четыре, а начиная с 2000 года - в среднем по два в год. Среди нестабильных регионов мира со значительным отрывом лидирует Африка к югу от Сахары, на которую пришлась почти половина всех подобных инцидентов. Переворотная активность в Латинской Америке была на высоком уровне в 1970-х - начале 1980-х годов, но потом сошла на нет. Третье место Азии во многом обеспечил Таиланд, вошедший в топ-5 стран, где перевороты случались чаще всего. За отчетный период их было семь, а с начала 1930-х годов - 19. Кроме того, последние десятилетия отметились расширением географии за счет включения в перечень Океании и стран бывшего СССР.
Как оказалось, в большинстве случаев насильственной смены власти ведущую роль сыграли военные. Помимо этого в переворотах последних десятилетий прослеживается еще несколько тенденций. Нередки случаи, когда лидеры, пришедшие к власти в результате переворота, сами впоследствии повторяют судьбу своих предшественников. Особенно часто так происходит в странах Африки. Также встречаются случаи, когда захватившие власть лидеры уходили и позже возвращались во власть демократическим путем. К примеру, Олусегун Обасанджо, правивший Нигерией в 1970-х годах в качестве военного диктатора, избрался на законных выборах в 1999-м. В 2006 году во власть в Никарагуа вернулся бывший лидер «Сандинистского фронта национального освобождения» Даниэль Ортега.
Многих свергнутых лидеров на родине ждет уголовное преследование. Приговоры могут быть суровыми, вплоть до смертной казни. Пример Египта примечателен тем, что там одновременно идут судебные разбирательства в отношении свергнутого в ходе «арабской весны» Хосни Мубарака и его преемника Мохаммеда Мурси. Впрочем, суды по таким делам зачастую проходят заочно, потому что фигуранты нашли убежище за границей. Как показывает практика, для большинства свергнутых правителей решение покинуть страну сразу после свержения оказывалось не лишней мерой предосторожности.
А вот действующим главам государств уезжать за границу следует как можно реже, потому что их отсутствием могут воспользоваться путчисты. Эта ошибка стоила власти лидеру Мавритании Ульд Тайе, который уехал на похороны саудовского короля, главе ЦАР Анж-Феликсу Патассе, отлучившемуся на саммит африканских государств, и тайскому премьеру Таксину Чинавату, участвовавшему в Генассамблее ООН в Нью-Йорке. Хотя в отношении последнего существуют сомнения: ряд СМИ сообщал, что премьер знал о готовящемся перевороте и отправился в заграничное турне со 114 чемоданами на борту самолета.
Приказано отставить
Военные часто играют решающую роль в смене власти неконституционным путем. Начиная с 1970 года они возглавили или приняли участие в более 70% всех переворотов.
Чаще всего путчистами становятся наиболее высокопоставленные военные. В частности, в наш рейтинг попали 45 генералов. Самое высокое среди заговорщиков звание носил фельдмаршал Таном Киттикачон, установивший единоличное военное правление в Таиланде в 1971 году.
К подобным авантюрам также склонны военнослужащие среднего и младшего командного состава. Можно вспомнить, к примеру, Муаммара Каддафи, который возглавил военный переворот в Ливии в звании капитана, после чего был повышен до полковника и сохранял это звание до конца жизни. Или полковника Жан-Беделя Бокассу, который захватил власть в ЦАР и вскоре провозгласил себя императором. Хунты «черных полковников» организовывали перевороты в Греции в 1960-х и на Кипре в 1970-х.
За почти полвека в мире произошло два переворота, организованных сержантами. В 1980-м группа из 16 военных во главе с Дези Баутерсе захватили власть в Суринаме. Эти события вошли в историю как «заговор сержантов». В том же году мастер-сержант (Master Sergeant) Самюэль Доу захватил власть в Либерии в результате кровавого переворота, в ходе которого был убит президент Уильям Толберт и казнены члены правительства. Впрочем, сержантом заговорщик оставался недолго - возглавив Совет народного спасения, он произвел себя в генералы.
Авторы-составители справочника: Анна Токарева, Ольга Шкуренко, Максим Ковальский
Фото: Reuters, AP, Ъ, Zuma
Дизайн и верстка: Алексей Дубинин, Антон Жуков, Алексей Шабров, Корней Кронгауз
Выпускающий редактор: Кирилл Урбан, Артем Галустян
Сегодня мир переживает очередную революцию - революцию социальных данных. В самом широком смысле понятие «социальные данные» относится к той личной информации, которую выкладывают и которой делятся в интернете пользователи Сети.
Я, например, выкладываю информацию о себе на своем сайте, и при желании каждый может зайти на него и поинтересоваться, где я нахожусь в данный момент, чем занимаюсь, куда двигаюсь и даже на каком месте буду сидеть в самолете, направляясь из Франкфурта в Москву. Вот что подразумевается под обменом социальными данными.
Впрочем, у этого понятия существует и более узкий аспект - это так называемый социальный граф - система связей между теми, кто размещает социальные данные, и теми, кто ими пользуется.
Оба этих понятия знаменуют собой поистине революционные перемены, которые произошли в нашей жизни.
Посмотрите, как изменились, скажем, покупательские привычки. По моим оценкам, не меньше миллиарда покупателей сегодня делают свой выбор, основываясь не на информации компании-производителя или поставщика, а на отзывах, которыми делятся между собой пользователи Сети. И не важно, приобретает ли этот человек книгу или, скажем, сушку для волос.
Глубинные перемены произошли и в восприятии информации в целом. В качестве примера я мог бы привести такой проект, как Wikipedia, без преувеличения глобальный информационный ресурс, доступный миллиардам пользователей и созданный при их широком участии. Итак, минимум миллиард людей на нашей планете стали по-новому относиться и пользоваться информацией.
И, наконец, минимум миллиард человек изменили свое восприятие себя самих - и тоже благодаря новой среде взаимодействия с окружающим миром, которая строится на обмене социальными данными.
Итак, если по меньшей мере для миллиарда человек их повседневная жизнь радикальным образом изменилась, я думаю, у нас есть все основания, чтобы называть такие перемены революционными.
Конечно, в такой ситуации у многих возникает ощущение, что, размещая информацию о себе в широком доступе, они таким образом становятся потенциальными объектами для контроля. Собственно, этой проблеме я посвятил свою новую книгу Data for the People - «Информация - людям», в которой предлагаю несколько решений, позволяющих сделать так, чтобы существующее равновесие сил между частными пользователями и организациями не смещалось бы в пользу последних.
У частного пользователя нет возможности и инструментов для анализа данных. Более того, мы и не располагаем базами данных, какие имеются у таких компаний, как, скажем, Amazon или Google.
Я попытался проанализировать, что должен получать индивидуальный пользователь - тот же пациент, или студент, или гражданин - в обмен на то, что он делится с компанией своей личной информацией, своими частными данными. В результате такого взаимодействия должны выигрывать не только организации, получающие информацию от индивидуального пользователя, но и сам пользователь.
Посудите сами. Представим, что человек садится в такси и на вопрос водителя, куда ехать, отвечает, что это не его - водителя - дело. В такой ситуации взаимодействие таксиста и пассажира вряд ли окажется успешным.
Конечно, пользователей не может не беспокоить то, как и в каких целях могут использоваться их личные данные. И мне представляется, что есть способы успокоить таких пользователей.
Один из них - полная прозрачность. Ведь страхи и сомнения возникают от неясности. Человек должен четко знать, зачем компания просит у него эту информацию. Ему будет спокойнее, если компания предоставит ему возможность сравнивать его данные с данными других пользователей. Иными словами, в преимущественном положении оказываются те компании, которые налаживают со своими клиентами четкое и прозрачное взаимодействие, в том числе и в области работы с их персональными данными. С такими организациями люди будут легче делиться информацией о себе.
Исключительно важно, чтобы пользователи - клиенты и граждане - имели возможность инспектировать работу организаций, занимающихся обработкой социальных данных. Понятно, что рядовой пользователь не владеет ни навыками, ни инструментами для реализации этой задачи или для оценки рисков, или степени надежности хранения их данных. Но ведь и для инспекции, скажем, атомных электростанций привлекают не широкую общественность, а экспертов, компании, специализирующиеся на проведении такого рода проверок. И это очень важно.
Я убежден, что соблюдение этих двух принципов прозрачности, на которые пользователи имеют полное право, снимут озабоченность у тех, кого этот вопрос беспокоит.
Большинство же из нас продолжает общаться, обмениваться данными, менять свои привычки, менять свою жизнь и - изменять мир. Революция социальных данных продолжается.
Мар 18 2014
В прошлом революции носили классовый, религиозный или этнический характер, объединяя людей со сходными социальными позициями для политической борьбы. Сегодня революции делаются людьми разных классов, разных национальностей и разных вероисповеданий, которые плечом к плечу противостоят некоему общему для них злу. Противостоят настолько решительно, что для них становится необходимым быстрое изменение, а не эволюционное развитие.
Но что же объединяет воедино представителей столь различных социальных групп? И как такое объединение становится возможным?
В отличие от наших предков из прошлых веков, каждый современный человек имеет не одно-два-три, а десять-двадцать-тридцать оснований для самоидентификации. Самоидентификация — это определение самого себя человеком в данный момент времени, его более или менее осмысленный ответ на вопросы «Кто я?» и «Кто мы?». В зависимости от понимания и интерпретации ситуации и от информационного контекста, одна из этих самоидентификаций может выдвигаться на передний план и занимать доминирующее положение. Например, в какой-то момент человек может описать себя как русскоговорящий житель Латвии, а в следующий момент он, получив звонок от дочери, описывает себя как заботливый отец, через несколько минут он может стать покупателем в магазине, а выйдя из магазина и встретив своего коллегу, может стать славным веселым парнем. И все эти самоидентификации перетекают друг в друга, не мешая человеку ощущать себя целостным и единым. По сути, самоидентификации — это временные модели самого себя, которые создает каждый из нас.
Технология революций XXI века работает именно с самоидентификацией современного человека. Первый шаг состоит в том, чтобы зафиксировать нужную самоидентификацию.
Первый шаг технологии современных революций — фиксирование самоидентификации
Самоидентификация зависит от понимания и интерпретации ситуации и от информационного контекста. Значит, чтобы зафиксировать нужную самоидентификацию надо не дать вниманию человека сконцентрироваться на чем-то другом, постоянно поддерживая важность той ситуации, того информационного контекста, в котором нужная самоидентификация выступает на первый план и доминирует над остальными вариантами. В Украине уже дважды была создана ситуация «майдан», находясь в которой каждый человек чувствовал себя «присоединившимся к протесту», это и была самоидентификация майдана. Ритуалы и быт майдана надежно фиксируют внимание участников: ритмичные удары, сжигание покрышек (лишенное смысла до тех пор, пока не потребовалась дымовая завеса, но продолжавшееся в течение всего майдана), почти сакральное отношение к украинскому языку (в быту — часто русский, но по вопросам политики или в массовых мероприятиях — только украинский), молитвы, слоганы и речи на сцене майдана и т.д.
Все это давало участникам возможность самоидентифицировать себя как протестующих, как борцов за будущее счастье и т.д.
Второй шаг технологии — расширяющаяся самоидентификация, — воронка, вовлечение. Все, у кого самоидентификация отлична от «нашей» получают статус врагов или непробудившихся.
Расширение самоидентификации происходит в двух направлениях.
Во-первых, строится псевдологическая цепочка в стиле «если ты против власти, ты за Украину», «если ты на майдане, значит ты хороший человек», «если ты борешься с «Беркутом», ты однозначно делаешь правое дело», «если ты участвуешь в штурмах зданий, ты помогаешь общему делу». То есть постепенно самоидентификация протестующего превращается в самоидентификацию человека, которому многое дозволено, теперь он, будучи протестующим, имеет право применять оружие, применять силу, совершать противоправные действия, и даже действия, противоречащие общечеловеческой этике».Такое расширение самоидентификации характерно для всех революций прошлого. Разница в том, что в современных революционных движениях эта операция на сознании проводится с совершенно разными людьми, из разных слоев общества, имеющих совершенно разные убеждения, то есть не объединенных ничем, кроме самого факта нахождения в данной ситуации здесь и сейчас.
Во-вторых, в самоидентификацию протестующих вовлекается все большее количество людей, даже не находящихся на майдане, а смотрящих ТВ, читающих новости в Интернете, сочувствующих, — люди начинают финансировать майдан. Каждый хочет чувствовать себя причастным к делу борьбы и протеста. И каждый получает право на совершение действий, которые счел бы для себя невозможным еще месяц-два назад. Так происходит расширение революции.
А все, кто имеет другую самоидентификацию, — получают статус врагов или непробудившихся. Так в общественном сознании формируются стороны революционного конфликта: носители революционной самоидентификации и их противники, те, против кого направлен протест. В число противников также постепенно добавляются все новые персонажи, так революционная воронка постепенно начинает формировать в сознании людей модель общества, разделенного на два лагеря.
Третий шаг современных революций — тотальный отказ обсуждать цели движения с участниками революции и с обществом
Если в начале XX века социал-демократы в Российской Империи должны были создать множество кружков для внедрения в массовое сознание идей социализма и коммунизма, в XXI веке сценаристы революций вообще не озабочены идеологической работой, а также построением целевого состояния общества. Они работают только с самоидентификацией, и снисходительно улыбаются на вопросы о конечной цели. Они всячески подчеркивают, что раз столько людей вместе участвуют в протестном движении, значит, это однозначно имеет смысл, и все эти люди — единомышленники, которые направляют усилия для достижения одной и той же социальной цели, которая ясна и безо всяких обсуждений: «Банду геть!», «Слава Украине!» и так далее. Вопросы о том, какое общество мы хотим строить, признаются слишком уж теоретическими, нет ни времени ни желания обсуждать их, потому что надо возить покрышки на майдан, обеспечивать людей лекарствами и так далее, — вот они важные практические задачи, решение которых однозначно помогает нашему движению. А о стратегии и целях пусть думают наши лидеры, видите, какие они у нас замечательные!?
Четвертый шаг современных революций — это создание ситуации жесткого противостояния (как с помощью провокаторов, так и за счет прямого подкупа политических противников с целью получить повод и причину для усиления агрессии)
Этим занимаются как носители революционной самоидентификации, так и их прямые оппоненты, правда, по разным причинам. Усиление революционного конфликта, изменение формы противостояния на более жесткую и агрессивную является главнейшим условием сохранения самоидентификации протестующих и поддержания модели общества, разделенного на два лагеря. Поэтому всякий раз, когда конфликтное противостояние сглаживается и исчерпывает себя, либо с той, либо с другой стороны возникают провокации, вновь обостряющие конфликт. Со стороны лидеров революции это шаг вполне осознанный, поскольку они заинтересованы в эскалации конфликта. А вот со стороны противников революции (например, государства) — это часто ошибочный шаг, поскольку государство, осуществляя эскалацию революционного конфликта, надеется либо дискредитировать революционеров либо победить их в силовом противостоянии. Эти ошибки дорого обходятся. Наилучший способ уменьшить накал революционного конфликта для противников революции — это, конечно же, тотальное изменение тех основ своей политики, которые мотивируют и вдохновляют протест. Но часто они не могут этого сделать, поскольку не являются управленцами и политиками в полном смысле этого слова, и у них сохраняется надежда, что они надежно защищены от революционного гнева. Кроме того, им кажется, что сохраняя свои позиции и теряя гибкость, они следуют своим принципам.
Когда конфликт обостряется до максимума, происходит переворот, и те, кто был у власти, оказываются изгнанными. И теперь революционная ситуация начинает переворачиваться: пришедшие к власти новые лидеры оказываются перед необходимостью решать задачи, с которыми не справились лидеры свергнутой власти.
После смены власти модель общества, разделенного на два лагеря, сама собой преобразуется в модель многовекторного общества
С одной стороны, у революции по-прежнему есть сторонники и противники, с другой начинает возвращаться та изменчивость самоидентификации, которая в начале революционного процесса была зафиксирована. Некоторые протестующие становятся убежденными противниками пришедших к власти революционных лидеров. Первоначальная ясность революционного противостояния «мы — они» затуманивается, и сознание людей оказывается в большей степени подвержено манипулятивным техникам. В частности, можно подменить позиции, находящиеся в конфликте, за счет информационного воздействия. Например, можно сформировать новое основание для разделения общества на два лагеря, вместо «за революцию — против революции» можно дать основание «русскоговорящие — украиноговорящие», и даже средствами пропаганды сделать вид, что изначально суть протеста была именно в этом, а не в каких-то там протестах против коррупции и рейдерства представителей правящей семьи. На деле общество полностью теряет ориентиры, постепенно погружается в хаос, самоидентификация людей плывет и меняется, одни хотят в Европу, другие — в Россию, одни — за отсутствие языковой политики на уровне государства, другие -за всеобщую украинизацию, одни — за реформы в стиле Грузии, другие — за сильную центральную власть, а сила протеста нарастает, правда, уже в рассеянном и многовекторном виде, — иными словами, система становится настолько сложной, что управлять ею без соответствующего опыта и высокой степени осознанности становится невозможно. Пришедшие к власти лидеры революции, не имеющие большого управленческого опыта управления бурно происходящими изменениями, не искушенные в методах пропагандистской работы, задавленные множеством срочных задач обеспечения жизнедеятельности страны, начинают совершать ошибки, делают абсурдные заявления, реагируют на каждую ситуацию вместо того, чтобы строить стратегию и вести за собой, — в итоге теряют авторитет, их влияние на ситуацию резко уменьшается, и внешние силы получают шанс делать на территории страны все, что посчитают нужным.
Невозможно управлять системой, которая сложнее, чем система управления ею
Итак, сначала за счет фиксирования на долгий период времени нужной самоидентификации формируется монопозиция, разделяемая всеми, кто против существующих порядков в обществе, затем она вовлекает в себя больше людей и ее отражением становится контрпозиция, а модель общества становится двухполюсной. Когда революционеры приходят к власти, общество снова становится многовекторным и полипозиционным. Революция, основанная на самоидентификации протестующих, успешно завершилась сменой власти. Но теперь, чтобы управлять усложнившейся ситуацией, необходимо использовать самые современные технологии управления, в том числе усложнять сознание управленцев, повышая степень осознанности и осмысленности их решений и действий.
Если не усложнить систему управления и сознание управленцев и одновременно с этим не начать генерировать стратегически и тактически выверенные действия, направленные не на реагирование, а на опережение и формирование ситуации, страна скатится в хаос и окажется разделенной на части.
